Портрет одного человека от имени влюбленного меня.
Пытаюсь привыкнуть к его отсутствию, пишу сюда. Всяко лучше, чем спиваться.
Мне восемнадцать, ему втрое больше. Люди вокруг убеждают меня в том, что у норм границ нет, и что это, по сути дела, нормально.
Мой портрет, моего видение его, уверена, будет разительно отличаться от всех остальных. Нас разделяют сорок два года и десять тысяч километров. Все вернулось на круги своя, как жаль. Однако, я почти смирилась с тем, что люблю его, и, кажется, это надолго. Нет, я не исключаю возможность исчезновения этого чувства в любом ближайшем будущем, но пока оно со мной, я хочу сохранить его в себе бережно как можно дольше.
Его кудри поседели с нашей последней встречи. Теперь они напоминают цвет благородного металла, будто сделанные из мягчайшего и чистейшего серебра на всем белом свете.
У него темно-голубые глаза, как море, бушующее во время шторма. Но определенно, спокойные. Его взгляд все время был ужасно уставшим, но когда он ловил на себе мой, его взгляд как по щелчку превращался в самый трогательный во всей моей жизни. Когда он видел, что мне грустно, он сразу же отчаянно предпринимал попытки исправить это. Гладил по голове, гладил руки и искренне недоумевал, почему же я могу плакать. Так и не додумался. Пришлось сказать.
А какой у него голос, эх. Самый необычный голос в моей жизни. Его я узнаю из всех семи миллиардов. It gives shivers down my spine in a really good way.
У него мягкие и красивые руки, и очень-очень теплые. А как он играет ими на своей красной гретч! Эстетическое наслаждение. Эти красивые руки заключают в самые крепкие и самые живые и настоящие объятия. Дали бы мне слово, я бы осталась в них до конца жизни.
Его улыбка такая же усталая, в этом мы с ним похожи. Но если настоящая, то моментально растапливающая сердце.
Кстати, у меня обнаружилось сердце. Бракованный робот попался в этот раз.
С каких-то недавних пор я стала чересчур сентиментальной.
Я не знаю, как я жила без тебя раньше, я не знаю, как я буду жить дальше.
Пытаюсь привыкнуть к его отсутствию, пишу сюда. Всяко лучше, чем спиваться.
Мне восемнадцать, ему втрое больше. Люди вокруг убеждают меня в том, что у норм границ нет, и что это, по сути дела, нормально.
Мой портрет, моего видение его, уверена, будет разительно отличаться от всех остальных. Нас разделяют сорок два года и десять тысяч километров. Все вернулось на круги своя, как жаль. Однако, я почти смирилась с тем, что люблю его, и, кажется, это надолго. Нет, я не исключаю возможность исчезновения этого чувства в любом ближайшем будущем, но пока оно со мной, я хочу сохранить его в себе бережно как можно дольше.
Его кудри поседели с нашей последней встречи. Теперь они напоминают цвет благородного металла, будто сделанные из мягчайшего и чистейшего серебра на всем белом свете.
У него темно-голубые глаза, как море, бушующее во время шторма. Но определенно, спокойные. Его взгляд все время был ужасно уставшим, но когда он ловил на себе мой, его взгляд как по щелчку превращался в самый трогательный во всей моей жизни. Когда он видел, что мне грустно, он сразу же отчаянно предпринимал попытки исправить это. Гладил по голове, гладил руки и искренне недоумевал, почему же я могу плакать. Так и не додумался. Пришлось сказать.
А какой у него голос, эх. Самый необычный голос в моей жизни. Его я узнаю из всех семи миллиардов. It gives shivers down my spine in a really good way.
У него мягкие и красивые руки, и очень-очень теплые. А как он играет ими на своей красной гретч! Эстетическое наслаждение. Эти красивые руки заключают в самые крепкие и самые живые и настоящие объятия. Дали бы мне слово, я бы осталась в них до конца жизни.
Его улыбка такая же усталая, в этом мы с ним похожи. Но если настоящая, то моментально растапливающая сердце.
Кстати, у меня обнаружилось сердце. Бракованный робот попался в этот раз.
С каких-то недавних пор я стала чересчур сентиментальной.
Я не знаю, как я жила без тебя раньше, я не знаю, как я буду жить дальше.